Книга Я – дочь врага народа - Таисья Пьянкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А тут публикация в заводской газете нового Лизиного стиха:
На этот раз стих сопровождается комментариями комсомольского актива:
«На кого тут намекает знакомый нам автор? На Бога?! Хотя Бог у неё здесь и глупый, и злой, но тем самым она и признаёт, как Грачёв, его существование…»
«Спросить надо у автора – может, она имеет в виду нечистую силу? Но, признавая чёрта, она тем самым утверждает существование Бога!»
«До каких пор мы будем терпеть в своём коллективе эту бесовщину?»
Жаль – активисты не знают, что комсомолка Елизавета Быстрикова ко всему прочему пишет ещё и афоризмы, один из которых уверяет:
Узнали бы, турнули бы из комсомола и сами бы… послали её – к чёртовой матери!
Самое начало сибирской весны, а дырявый снег уже исходит на солнцепёках грязными, но радостными слезами. С ним заодно ликует Лиза: скоро можно будет уединяться – в парках, на скамейках бульваров…
И вот… Нате вам – пятое число марта месяца! По всей стране непролазная, воющая, дикая лавина смертельной страсти… Не извернуться, не продохнуть…
Нету больше Сталина!
Общежитие истерит на всё весеннее утро, захлёбывается рыданиями, воем вопит…
Поневоле воскликнешь: о Господи!
Лизавете бы тоже следовало отчаяться, но нет в её душе беды, хоть разорвись!
А заводы гудят, а машины завывают, а люди стонут, а воробьи орут…
Лиза идёт заводскою дорогою и вспоминает случай на барахолке. Там кто-то, хулиганя, бросил однажды в толпу, как потом выяснилось, учебную гранату. И вот…
Обезумевшая толпа всё опрокидывает, сшибает, давит… Мужики, парни, даже девки улезают через забор, прочие продираются в воротах…
Лизавета замерла недалеко от столба – ни страха, ни смятения; и её, и столб, не задевая, обтекает слепая толпа…
Тогда появляется уверенность, что стоять при такой оказии безопасней. А теперь – наоборот: желание бежать как можно дальше…
Но в цехе ждёт митинг…
Выступающий за выступающим…
В свою очередь Борис Владимиров, заикаясь «от отчаянья», повторяет с высоты цехового конвейера слова предыдущего оратора:
– Скончался Председатель Совета Министров СССР, секретарь Центрального комитета Советского Союза – Иосиф Виссарионович Сталин!
Бежать – от заиканий, от всхлипов, от сморканий…
Лиза видит: чьи лица отуманены горем, чьи – лукавят, а чьи – лишь присутствуют…
Она встречается глазами с начальником цеха, который медленно кивает ей своей еврейской головою…
В цехе этого умницу любят все; она – не исключение. В момент его опасного движения Лизу охватывает тревога. Медленно озираясь, она видит неподалеку Колю Грачёва и тут же забывает о начальнике.
Никогда прежде Лиза не видела ни одного человека с таким горящим лицом. Она и подумать бы не могла, что этот тихоня способен иметь полные бешенства глаза!
Лиза спешит к нему, схватывает за рукав. Но Коля вырывается и через пару секунд оказывается на конвейере, рядом с комсоргом.
– Люди! – взывает он. – О ком вы плачете?! Господи! Кто погубил нашего народу больше, чем Гитлер! Разве не Сталин?! Будь он…
Борис Владимиров сшибает мальчишку на пол, но Коля умудряется докричать:
– Проклят!
Оцепенелый митинг взрывается негодованием…
Лиза кидается было к упавшему, но кудрявый, любимый еврей успевает ухватить её за локоть и повелеть:
– Быстро! На улицу! Быстро!
Он буквально вытаскивает её из голосящего содома и толкает к выходу…
А весна выдалась отменной! Воздух, даже во дворе завода, до синевы чист, хоть и наполнен похоронными гудками. И – ни души!..
Лиза бредёт до проходной…
Она, отученная детдомами плакать, сейчас, уверенная, что Коле Грачёву теперь никогда не поступить в семинарию, плачет и не может остановиться…
Как хорошо, что никто этого не видит…
В цехе Коля Грачёв больше не появляется. Поговаривают, что он – в сумасшедшем доме; полагают – и того хуже… Хотя – куда уж… А ему только семнадцать лет! Совсем мальчишка!
Борис Владимиров и на Лизу поглядывает с предупреждением! А его авангард – свысока! Общежитие шепчется и ухмыляется…
А на дворе – День Победы!
В городском парке – танцевальный вечер. Порхают нарядные девушки.
Лиза в коричневом рэушном платье, по подолу отпущенном ею самой вязаным кружевом. Длинная, скукоженная, стоит у решётки на танцевальной площадке.
В парке она иной раз появляется, но только на подхвате. Случается, какой-нибудь девахе не с кем туда пойти, зовут Лизу.
Идёт!
Она умеет и любит танцевать, но её никто не приглашает…
А вечер танцев близится к завершению.
А тут появляются двое матросов, задерживаются рядом с Лизою, присматриваются – с кем повальсировать. Она слышит их разговор.
После нескольких замечаний один говорит:
– Да вот, смотри… Какая тростиночка!..
– Да ты чё? Нашёл тростиночку, – усмехается другой. – Коромысло ходячее. Не-е! Я люблю стройных…
Первый не соглашается:
– Это уж… кому поп, кому попадья… А сутулится потому, что ещё не расцвела…
Лиза понимает, о ком речь, делает шаг – отойти, моряк спешит протянуть ей ладонь. Она отшатывается. Парень успевает подхватить её. И она уже кружится в своём, по сути, первом настоящем вальсе…
